И ничего удивительного. Одно дело - предвыборная риторика, совсем другое - международные реалии, которые вынуждают чуть ли не ежедневно подтверждать свой суверенитет или жертвовать им как слишком дорогим удовольствием. Каждая страна сама оценивает ту пропорцию, в которой она будет сочетать внешнюю открытость с защитой от неизбежных рисков. Найти это соотношение - одна из главных целей внешней политики любого государства.

Россия в этом смысле, можно сказать, уникальна. Она по сути самодостаточна, что доказал советский период истории. Эта модель обеспечила выживаемость, но привела к отставанию от передовых стран во многих областях. В итоге был сделан выбор в пользу открытости к миру с расчетом на получение добавленной стоимости к своему потенциалу. Собственные упущения не позволили в полной мере воспользоваться плодами открытости, но и не поставили под сомнение ее целесообразность: туризм, обучение за границей, импортные товары на прилавках стали привычными не только для элит.

Но к началу века проявились внешние причины, по которым эта добавленная стоимость резко упала. Мы шли на компромиссы и уступки, рассчитывая на встречные ходы. Это касалось не только экономики, но и политики - действий Запада в отношении бывшей Югославии, расширения НАТО, попыток политически "перенастроить" элиты стран СНГ, положения русских в Балтии, переговоров по вступлению в ВТО. Почти везде ответы были отрицательными. Любая наша попытка обозначить свои интересы тут же подвергалась показательной обструкции как "имперские амбиции" и недовольство "демократией, приближающейся к границам России".

Августовский кризис был в этом смысле неизбежен. Показательной явилась в свое время реакция Запада на приостановку Россией выполнения обязательств по ДОВСЕ. Нас не захотели услышать и привычно говорили не о том, как спасать парализованный позицией Запада ДОВСЕ, а о том, что делать с Россией.

Первые отклики на кризис 8 августа были выдержаны в том же ключе: не важно, что было на самом деле, Россия неправа по определению. Некоторое сомнение возникло, когда стали выбирать "кнут" для "вечно виноватого". Оказалось: Россия уже годы фактически пребывает в режиме санкций. Не нашлось никаких реально выданных "пряников", которые можно отобрать у России с болезненными последствиями для нее.

Многие искренне полагали, будто Россия чем-то обязана Западу, ставя его расположение выше собственных интересов. Но на деле все последние годы Запад сознательно и последовательно загонял своего ведущего партнера в Европе, крупнейшую ядерную и энергетическую державу в ситуацию, когда ей, как пролетариату, нечего терять, кроме собственных цепей. И это в ситуации, когда Западу крайне нужны союзники в условиях усилившейся глобальной, даже межцивилизационной конкуренции.

После первых призывов наказать Россию появились признаки разлада в европейских и даже в американских оценках. Ибо не мог не возникнуть вопрос: а за что ее наказывать? За то, что остановила агрессора и повторила "косовский сценарий" Запада в более очевидной ситуации? За то, что не верит слову Саакашвили и противится перевооружению Тбилиси на новые преступления?

И тут, полагаю, для России наступает принципиальный момент. Операция по принуждению грузин к миру проведена, можно сказать, идеально. Сделано все необходимое, но (сознательно!) отнюдь не все возможное. Была ли возможность захватить Тбилиси? Разумеется. Можно ли было захватить и судить зарвавшегося грузинского лидера? Вполне. Именно этого многие от нас ожидали. Скажем, для США эта логика вполне естественна, что подтвердил американский представитель в Совбезе ООН с его повышенной тревогой по поводу якобы имеющегося у нас желания сменить "демократически избранный режим": Вашингтон явно судил о других по себе.

Однако Россия не повела себя по "подсказкам": пресекла агрессию, атаковала военную инфраструктуру, но не собиралась вмешиваться во внутриполитические процессы в самой Грузии. И это дало ей огромное моральное преимущество, которое гораздо важнее, скажем, пленения Саакашвили. Если грузинский народ не сделал выводов из авантюры, в которую его втянул избранный им лидер, разбомбивший в одну ночь все шансы на обретение территориальной целостности страны, - это проблемы самого народа. Россия не собирается навязывать ему своих марионеток и брать их на содержание. При этом Россия могла бы выступить гарантом того, что в новых республиках, признанных Москвой, будут реально обеспечены права всех проживающих там лиц вне зависимости от их национальности. Это может быть предметом специальных договоренностей с властями республик, для которых теперь, когда проблема обретения независимости фактически решена, важно доказать свою состоятельность, и, я бы сказал, "немстительность" и в таком сложном вопросе, как национальный. Это тоже было бы достойно победителей.

Такая линия России на сегодня оптимальна. Да, атаки на Россию усилились, конфликт с (и без того) русофобами неизбежно обостряется. Но потенциальным агрессорам даже под самой мощной "крышей" дан показательный урок, а "однополярное" правило: "здесь мы решаем, кому быть независимым и кому разрешено себя защищать" разом лишено силовых и моральных обоснований. Интересы России защищены, но так, что желающим выдать ее за агрессора приходится включать всю изобретательность и даже идти на откровенный подлог.

Устояв на этой линии, мы сможем оказать немалую услугу тем, кто был против кампаний по травле России или отмалчивался в ходе таковых, но кто сейчас получил важные аргументы в нашу пользу. Нас искусно провоцировали к самоизоляции (и соблазн был велик). Но Россия пошла на сотрудничество в ситуации, когда, добившись прямых целей, особо в нем и не нуждалась. Это полностью развенчивает миф о "коварном и циничном агрессоре", который противопоставил себя "цивилизованному миру".

И не нужно недооценивать "молчаливый потенциал" в мире, пугаться того, что не много стран признает Абхазию и Южную Осетию и открыто солидаризируется с Россией. На деле сочувствующих намного больше, и если они боятся высказаться из страха поссориться с самой могучей державой мира, понять их можно (хотя эта держава, по идее, хотела бы выстраивать свои союзы на ценностях, а не на страхе). Но поддержку мы ощущаем вполне отчетливо, и уже это вселяет надежду.